Кольцо (Кольцо Кассандры). Страница 4
— Не могу быть счастлива? Здесь? — недоверчиво переспросила она. — Неужели ты правда думаешь, что с тобой я могу быть несчастлива — хотя бы на миг?
— В том-то и дело, Кассандра. Сколько времени может продолжаться наше счастье — час, два, день?
Его лицо омрачилось.
— Этого более чем достаточно. Даже один миг такого блаженства стоит больше, чем вся моя жизнь. — Ее губы чуть дрогнули, она опустила голову. — Я люблю тебя, Дольф… Люблю…
Его поцелуй не дал ей договорить, и они медленно стали спускаться вниз по лестнице. Там, в спальне, Дольф повел Кассандру к постели и бережно снял с нее всю одежду — сначала серое платье тончайшего шелка, затем бледно-бежевую комбинацию, кружевное нижнее белье, — и его пальцы коснулись бархата ее обнаженной кожи. Они провели в кровати долгие часы, невозможно было разобрать, где проходит граница между их телами и их сердцами.
С тех пор прошло ровно четыре месяца. Любовь преобразила обоих. Глаза Кассандры наполнились жизнью и огнем. Она стала веселой и шаловливой; больше всего она любила, сидя по-турецки на гигантской постели, рассказывать ему потешные истории из своей повседневной жизни.
Изменился и Дольф Штерн. Его перо обрело новый стиль, новую глубину. В душе писателя забил неиссякаемый источник творческой фантазии. И ему, и ей казалось, что в мире еще не бывало столь поразительной близости одного человеческого существа другому. Каждый из них привнес в любовь свое: он — честолюбивое стремление к успеху и волю к победе, она — свободолюбие и ненависть к золоченым путам.
Они и теперь иногда гуляли в парке, но гораздо реже.
Дольф заметил, что вне пределов его дома Кассандра грустнела, утрачивала веселость. Слишком много вокруг было детей, нянек, влюбленных парочек, а Кассандра предпочла бы оставаться с ним наедине, вдали от всех. Она не хотела, чтобы окружающее напоминало ей о существовании внешнего мира, в котором у нее и Дольфа не было ничего общего.
— Хочешь вернуться?
Он давно наблюдал за ней. Кассандра грациозно раскинулась на траве; солнце вспыхивало искорками в ее золотых волосах, заставляло переливаться то розовым, то лиловым воздушную ткань платья. Шелковая шляпка того же оттенка лежала на траве, а чулки и туфли Кассандры были цвета слоновой кости. Переплетенная нитка крупных жемчужин, лайковые перчатки и лиловый ридикюль с застежкой слоновой кости дополняли ее туалет.
— Да, я хочу вернуться. — Она быстро поднялась, просияв лучезарной улыбкой. — Почему у тебя такой сосредоточенный вид?
Дольф и в самом деле смотрел на нее как-то по-особенному пристально.
— Я наблюдал за тобой.
— Почему?
— Потому что ты неописуемо прекрасна. Если бы мне пришлось давать в романе твой портрет, у меня не нашлось бы подходящих слов.
— Ну тогда изобрази меня в виде глупой и уродливой толстухи.
Они оба расхохотались.
— Тебе бы это понравилось?
— Вне всякого сомнения, — шутливо подтвердила она.
— Что ж, по крайней мере никто не догадается, о ком идет речь.
— Ты и в самом деле собираешься вставить меня в роман?
Штерн надолго задумался. Они молча шли по аллее, направляясь к дому, который так любили.
— Когда-нибудь непременно. Но не сейчас.
— Почему?
— Потому что я слишком поглощен своими чувствами.
Ничего путного у меня сейчас не получится. Вполне возможно, — он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз, — что я никогда уже не стану нормальным человеком.
Часы между обедом и вечером были для них священны. Влюбленные часто не знали, как распорядиться ими лучше — провести время в постели или перебраться наверх, в башню из слоновой кости, чтобы поговорить о творчестве. Дольфу казалось, что именно такую женщину он ждал всю жизнь. А Кассандра, в свою очередь, обрела в Штерне человека, в котором отчаянно нуждалась. Он без слов понимал малейшие движения ее души, ее чаяния и устремления, ее бунт против кабалы светских условностей.
Дольф и Кассандра были буквально созданы друг для друга. И оба знали, что выбора у них нет.
— Хочешь чаю, дорогой?
В холле Кассандра бросила на столик шляпу и перчатки, достала из ридикюля ониксовый гребень, инкрустированный слоновой костью. Это было настоящее произведение искусства, как, впрочем, любая вещь и любая безделушка, принадлежащая Кассандре.
Кассандра с улыбкой оглянулась на Дольфа:
— Ну, что ты на меня уставился, дурачок? Я спрашиваю, хочешь чаю?
— А? Чаю? Да. То есть нет. Какое это имеет значение? — Он крепко взял ее за руку и потянул за собой. — Быстро идем наверх.
— Кажется, ты хочешь мне прочитать новую главу? — игриво спросила она, озорно улыбаясь.
— Да. Не главу, а целую книгу.
Час спустя он тихо спал рядом с ней, а Кассандра молча наблюдала за своим возлюбленным. Глаза ее были полны слез. Стараясь не шуметь, она выбралась из кровати. Миг расставания был ей ненавистен. Но ничего не поделаешь — время близилось к шести. Осторожно прикрыв за собой дверь, Кассандра скрылась в просторной ванной, отделанной белым мрамором. Десять минут спустя она вернулась в спальню уже полностью одетая. Глаза ее смотрели тоскливо и печально. Словно почувствовав устремленный на него взгляд, Дольф открыл глаза.
— Уже уходишь?
Она кивнула, и у обоих мучительно защемило сердце.
— Я тебя люблю.
— Я тоже, :
— пошептал он, сел на кровати и протянул к ней руки. — Увидимся завтра, милая.
Кассандра улыбнулась, поцеловала его еще раз, на пороге комнаты прикоснулась пальцами к губам и торопливо сбежала вниз по ступенькам.
Глава 2
От Шарлоттенбурга до Грюневальда ехать было ненамного дольше, чем из центра. Дорога занимала у Кассандры менее получаса. Если бы она гнала свой синий «форд» побыстрее, то вообще добралась бы за пятнадцать минут. Она уже знала этот маршрут наизусть и ехала самым коротким путем. — Молодая женщина то и дело поглядывала на часы, сердце ее тревожно колотилось.
Сегодня она задержалась дольше обычного, но времени оставалось еще вполне достаточно, чтобы переодеться к ужину. Кассандру изрядно раздражало то, что она так нервничает. Словно пятнадцатилетняя девчонка, боящаяся прогневить родителей.